— Ты о чем?
— Сам понимаешь… Ты что так нагрузился?
Боря шел к столу, а она за ним.
Тихо шла, бесшумно. Удивленно.
Никого, кроме нее, в квартире не было.
Он положил на стол книги и стал выгружать карманы.
— Что это за ножик? — спросила Наташка.
— Уже забыла? Не сердись на меня… Он…, ну завалялся… И за чернила…
В ее глазищах вдруг появилась грусть.
— А зачем ты все сразу? Ну зачем?
Боря промолчал.
— Книжки-то хоть прочел?
Боря хотел соврать, но не смог. Он напрягся и, весь краснея, выдавил:
— Не все… Ты прости, что кой-какие потрепались…
— Какие пустяки! — воскликнула Наташка. — Они такие и были!
— Как-нибудь вместе починим… Заклеим… Хорошо?
— Хорошо… — Из ее глаз сразу исчезла грусть.
— И знаешь, что я хотел тебе еще сказать? — проговорил Боря и вдруг запнулся.
— Что? — Наташка очень заинтересованно посмотрела на него, а Боря не знал, с чего начать, с какого слова, — совсем как начинающий шахматист не знает, с какой фигуры лучше пойти. И еще больше запинался и краснел. И Наташка не торопила его, не подгоняла, а терпеливо ждала.
— А то, — вдруг прорвало Борю, — ты не думай… Я…, я… Я умею дружить, я не такой… И никому в обиду не дам… И…
— Ну конечно, — обрадовалась Наташка, и не скрывала этого, и тоже вся залилась краской. — Я всегда это знала…
И тут, конечно, Боре надо было немедленно что-то сказать, как-то условиться и уже начать дружить По-новому, по-настоящему, а не так, как раньше, но Боря опять не знал — как, с чего начать.
— Приходи к нам когда-нибудь, — выпалил он и понял, что говорит чушь: почему «когда-нибудь»? Надо точно сказать когда, и вообще пусть приходит, когда хочет…
— И ты приходи, — тут же вставила Наташка. Что это она? Ведь он уже пришел к ней… И вдруг он понял, что надо скорей уходить. Обо всем этом надо поговорить в другой раз и лучше всего на улице…
— Ну, я пошел, — сказал он. — Уже? — прямо-таки вырвалось из нее. — Я очень спешу сейчас.
Боря пошел — не пошел, а почти побежал к двери, распахнул ее, и она с размаху ударилась в кого-то.
— Костик? — вскрикнул Боря, — Ты что здесь делаешь? Зашиб тебя?
И, увидев, что Костик сморщился от боли, обнял его.
— Ну прости, братишка, я нечаянно…
Боря стал гладить его плечо, спину, и внезапно его рука наткнулась на что-то твердое — узкое, граненое и такое знакомое на ощупь — на груди брата. И почувствовал сильную дрожь: это было… Это было не что-то… Это был приборчик, его приборчик!
Боря захлопнул Наташкину дверь, запустил под рубаху брата руку и вытащил теплый от его тела приборчик. И сразу все понял: так вот почему Костик неотступно следовал за ним! Вот почему он стоял сейчас за дверью! Небось нажал какую-то новую кнопку, которая так изменила его, Борю…
Схватив Костика за руку, он повел его в их квартиру.
— Значит, это ты его стащил?
— Я… — Брови Костика дрогнули. — Я не мог иначе… Ты мне сам приказал…
— Я? Я приказал тебе?
— Да — Ты… — упрямо твердил брат.
Боря посадил его на кровать, а сам сел на табуретку.
— Как я мог приказать тебе?
По лицу брата вдруг побежали слезы:
— А там была нажата такая кнопка…
— Какая?
— С цифрой «восемь»…
— А что это за кнопка? Откуда ты это знаешь? — Боря стал ошалело вертеть в руках приборчик — тяжеленький, с двумя рядами кнопок и пронзительным Хитрым глазом, который был направлен в сторону. — Ты откуда знаешь все? Откуда? Сам дошел или кто-нибудь…
Борю трясло. Он положил приборчик на ладонь.
— А что это за рычажок внизу? — спросил он и сдвинул его.
— Включение.
— А что значит эта кнопка? — Боря нажал кнопку с цифрой 12», и раздался легкий щелчок.
— Не нужно, — попросил Костик, но Боря уже не слушал его.
— А эта? — Он нажал кнопку с цифрой 10», и опять приборчик слабо щелкнул. — А эта? — Он опустил указательный палец на кнопку с черным крестиком, расположенную под циферблатом.
— Не смей! — закричал Костик, изменившись в лице. — Эту не смей!
Но Боря уже нажал. И оба они зажмурились от лиловой вспышки, сильной и резкой, как молния. Костик закрыл рукой глаза, Боря тоже долго не мог открыть свои. Он держал приборчик на ладони и внезапно почувствовал, что тяжесть его пропала. Он стал легкий, как пустая мыльница.
Боря разжал веки.
— Все, — сказал Костик, — все. — Он больше не плакал.
— Что «все»?
— Пережег…, уничтожил… Это было величайшее изобретение!
Боря глянул на приборчик, и холод подрал его по коже: Хитрый глаз перестал быть черным. Перестал быть живым, глубоким, язвительным, загадочным. Он стал плоским, бесстрастным, пепельно-серым, точно в самом деле подернулся пеплом…
— А ты откуда знаешь, что он был величайшим изобретением? — закричал Боря. — Кто тебе сказал это? Он?
— Он, — ответил Костик.
— Так вот зачем ходил ты к Геннадию, а потом конвоировал везде меня!… Сделал своим подопытным кроликом? Сделал, да?
— Ты не кролик, — сказал Костик. — Ведь я выключил приборчик. После того, как мы ушли от Александры Александровны.
Боря обалдело смотрел на него.
— А зачем таскался везде со мной?
— Наблюдал, — признался брат.
— И под дверью торчал, чтоб подслушать?
Глаза Костика стали наполняться слезами:
— Не обижайся на меня… — Костик моргнул, и слезинки скатились по его щекам.
— Ладно, прощаю… Но скажи: почему приборчик был с тобой? Боялся, что пропадет?